"Меня зовут Фриц". Глава 1
Это сказка про войну. Сказка про ненависть.
Сказка про то, как ломаются стереотипы. Сказка о настоящей дружбе и о любви вопреки всему.
Можете назвать её сказкой про фашиста. Пусть…
Глава 1. Появление Фрица.
Солнце уже заходило, отбрасывая на землю неверные, обманчивые тени. С немецкой стороны было всё тихо, и рядовой Воробьёв, стоявший на посту, незаметно зевал. И вдруг, глянув вперёд, на поле, где пару часов назад проходил бой, он насторожился. Да, так оно и есть: между воронками от бомб быстро прокралась чья-то тень. Воробьёв присмотрелся повнимательней. Вот из развороченной траншеи наполовину высунулся человек в тёмной военной форме – кажется, немецкой! – подтянулся, перемахнул через кучу земли и спрыгнул в воронку. «Вот ведь фашист! – подумал Воробьёв. – До чего наглый!»
При неверном предзакатном свете попасть из винтовки в немца, шныряющего среди воронок и траншей, не было никакой возможности.
Воробьёв медленно, не отрывая взгляда от мелькающей фигурки врага, снял с пояса прицепленную гранату, вытянул чеку и бросил.
Короткий взрыв грохотнул в такой мирной предвечерней тишине, взметнув с края воронки фонтанчик земли, как раз там, куда только что прыгнул фашист.
- Попал! – вполголоса обрадовался Воробьёв, стиснув кулаки, и чуть ли не заплясал на месте.
- Кто стрелял?! – свирепым рыком оборвал его триумф командир роты, высунувшись из блиндажа.
- Я, товарищ старший лейтенант!! Вон там, в воронке той – фашиста угрохал!
- Дебил! Он к нам что ли полз?
- Ага, к нам… – уже как-то растерянно признался поугасший Воробьёв.
- Говорю же, дебил! А если он сдаваться шёл, информацию нёс?! Это ты подумал, а? Иди доставай его теперь оттуда, и моли своего бога, чтобы немец живой оказался!
- Есть, товарищ старший лейтенант… – обречённо протянул Воробьёв и, перехватив поудобнее винтовку, полез через воронки.
Несколько комьев земли ссыпались из-под кирзового сапога и скатились на дно воронки, присыпав лежащее там тело в побитой осколками чёрной немецкой униформе.
- Вот те и фриц, – заключил Воробьёв, с некоторым удивлением оглядывая сверху молодое загорелое лицо, перечёркнутое длинным кровоточащим порезом, и, присыпанные землёй, светлые-светлые волосы.
Воробьёв спрыгнул в воронку, брезгливо взял немца за запястья и потянул наверх, срываясь и матерясь: фашист был молодой и поджарый, но страшно тяжёлый…
20 минут спустя.
- Катюша! Глянь-ка, что тебе принесли!
Отдуваясь, Воробьёв сгрузил тело немца у входа в полевой госпиталь и пнул сапогом.
- А… кто это? То есть зачем…
Невысокая худенькая девушка со странными двухцветными волосами выглянула из блиндажа и уставилась на фашиста, с которого понемножку начала натекать на землю кровь. Мимо протащили раненого бойца, который с ненавистью глянул на немца и с носилок попытался достать его сапогом.
- Кто-кто? Фриц, подлюга! Командир роты сказал сюда доставить, тебе. А и тяжеленный же гад!
Воробьёв ещё раз мстительно пнул немца под рёбра.
- Не пинай!! – закричала медсестра и бросилась отталкивать Воробьёва. – Он же раненый!
- Зато фашист.
Катя просверлила запыленного отдувающегося солдата свирепым взглядом серо-жёлтых глаз.
- Помоги ко мне занести, а? Тут его порвут наши.
Воробьёв, придерживающий немца за ноги, не очень-то помог, так что Катя сгрузила нового пациента на койку в своей землянке с явным подозрением на то, что надорвалась.
- Сколько ж он падла весит, а? Килограммов сто, не меньше… – Проворчал Воробьёв. – Катюша, а… он живой, да?
Медсестра на миг представила себе, что всё это время надрывалась, волоча фашистский труп, и ей захотелось прибавить к нему труп красноармейский.
- Если помер, то ты того… Скажи командиру роты, что он у тебя тут помер, а я живого принёс! А то мне не жить.
Катя с полминуты наслаждалась видом бледнеющего и вытягивающегося лица Воробьёва, со скорбным видом держа пальцы на запястье немца, и наконец сжалилась над Воробьёвым:
- Жив!
- Фууух…
- Но если умрёт, то скажу, что так и было! Мог бы уже и один занести, я тебе не лошадь ломовая.
- Зараза ты, Катюха! – в шутку погрозил кулаком Воробьёв и удалился…
Два часа спустя..
…- Trinken… bitte… ein Schluck Wasser…(с нем.-Пить…Пожалуйста…Глоток воды…)
Рыжий лохматый новобранец Руслан Цветочкин, не просыпаясь, повернулся на бок и по-детски поджал ноги: снова ему снились фашисты.
- Trinken… bitte… bitte… a-a(с нем.-Пить…Пожалуйста…Пожалуйста…)– снова послышалось ему сквозь сон.
Руслан, осознав, что слышит эти стоны минут пять, не меньше, открыл глаза и проморгался. Рядом явно слышалась немецкая речь:
- Ein Schluck Wasser… bitte… Wasser…(с нем-Один глоток воды…пожалуйста…воды..) – повторял кто-то в бреду.
Руслана как пружиной на койке подбросило, и тут же он зашипел от боли: пулевой раны на боку и двух осколочных в руке пока никто не отменял.
Немец действительно был, причём прямо на соседней койке: молодой, не старше самого Руслана, беловолосый парнишка с залитым кровью лицом. Чёрная побитая осколками униформа на его груди судорожно вздымалась, одна рука свесилась с койки и дрожала.
- Tri-i-inken…(Пи-и-ить…) Руслан поднялся и, не отрывая взгляда от раненого немца, дотянулся до жестяного стаканчика с водой. Перед ним был, конечно, враг, но не сам же этот враг сюда пришёл! А если фашиста принесли в Катину землянку – маленькое отделение полевого госпиталя – значит так надо. Значит, временно это – не враг. И вообще! Он ранен и просит пить!
За пару секунд рассудив таким образом, паренёк, страдающий тяжёлой формой идеализма и любви ко всему миру, поднёс к губам немца стаканчик с водой. Фриц сделал пару глотков и закашлялся, приходя в себя.
Вблизи Руслан убедился, что выглядит немец просто ужасно: через весь лоб и щёку сверху вниз шёл длинный разрез от осколка, и всё лицо было перепачкано кровью: где засохшей, где свежей. Руслан вдруг некстати подумал, что если у этого парня окажется вытекшим глаз, через который пролегала рана, то кому-то здесь точно станет плохо.
- Danke, – хрипло поблагодарил немец и вдруг открыл глаза – большущие, ярко-голубые, с чуть вытянутыми вертикально зрачками.
- Кхм… да не за что… привет, кстати!.. – сказал Руслан и только потом испугался: а можно ли разговаривать с пленным?
- Он пришёл в себя? – голос прозвучал за спиной так неожиданно, что Руслан подскочил.
У входа в землянку-госпиталь стояла Катя.
- Э-э… в общем, да, он тут пить просил, ну я и… а так…
- Хорошо, – одобрила медсестра явно нервничающего солдата. – Меня просто позвали срочно, я ещё с ним не закончила.
Катя подошла к койке, глянула на окровавленное лицо фашиста. Уголок его рта чуть дёрнулся в сторону в жалком подобии улыбки, немец попытался приподняться, но глаза его затуманились, и он откинулся на подушку.
- Отключился. Странный у него взгляд, – озабоченно сказала Катя. – Хоть бы контужен не оказался, пользы тогда от него никакой…
- Да вряд ли контуженный, он мне вот даже спасибо за воду сказал… – вставил Руслан.
- Да?.. – Катя рассеянно сдула со лба прядь волос, раскладывая на столике инструменты. – Я врача нашего искала, а он с другими ранеными занят, сказал мне самой оперировать. А вдруг это очень важный пленный? А я не смогу его спасти?
- Сможешь! – ободрил Руслан. – Мне вон как отлично два осколка из руки достала…
- Сравнил! Он этой гадостью прямо нашпигован, как ещё жив остался…
Катя недолго повозилась с металлическими пуговицами, развела в стороны тяжёлые и липкие от крови полки униформы, закатала вверх пропитанную кровью майку. Вздохнула и взяла со столика пинцет.
- А как же наркоз? – спросил со своей койки Руслан.
- Нам и на своих не хватает. Последнюю водку на наркоз использовали. А фашист всё равно без сознания… – Катя склонилась над раненым, и на какую-то долю секунды Руслану показалось, что он услышал тихий скрежет: то ли пинцетом об металл, то ли немец скрипнул зубами. – Вот. Первый есть.
Катя отбросила маленький окровавленный осколок в таз.
- А вот этот наверняка в лёгком… Так сразу и не…
- Катя, он же пришёл в себя! Он шевельнулся… Катя!
- Не мешай… – сквозь зубы взмолилась Катя; она орудовала уже двумя пинцетами, пытаясь расширить рану и достать слишком глубоко засевший осколок, а Руслан, будто в кошмарном сне, видел медленно скрючивающиеся пальцы фашиста, которые, судорожно подрагивая, с чудовищным напряжением стискивались в кулак.
- Ка-а-атя… – прошептал Руслан, чувствуя, как от ужаса сжимает горло и начинает кружиться голова.
Медсестра медленно распрямилась, держа окровавленным дрожащим пинцетом длинный узкий осколок. Глаза у неё, должно быть, были сейчас такие же, как у Руслана…
- Он же… он пришёл в себя, да? – тихо-тихо спросил Руслан. – Это же дико больно…
Катя бессильно выронила осколок на пол, едва не упустив вместе с ним из разжавшихся пальцев пинцет.
- Я… видела кое-что… точнее, мне показалось… – призналась девчонка. – Когда я доставала этот осколок и он выгнулся так и кулаки стиснул… передо мной промелькнуло вдруг: такой мраморный пол, и на нём вот точно этот фашист, только в броне такой металлической, и вокруг пятеро таких же стоят, а я перед ним на коленях на этом полу, и он точно так же от боли корчится… но молчит… молчит…
- Д-да?.. – переспросил поражённый Руслан.
Катя прикусила губу и мотнула головой.
- Нет. Это всё ерунда. Показалось. Просто страшно очень, я никогда ещё без наркоза не оперировала…
- Может, всё-таки…
- Нету наркоза, нету, понимаешь?! – Катя сорвалась на крик. – Там теперь Дмитрий Петрович нашим ребятам животы зашивает и конечности ампутирует, а мы?! Будем какого-то фашиста жалеть…
Катя мотнула двуцветными волосами и снова шагнула к лежащему пластом на койке немцу.
Руслан закрыл глаза и уткнулся в подушку: он не мог на это смотреть.
Он не видел, как дрожали руки Кати и как она кусала губы, приказывая себе успокоиться.
Он не видел израненную гранатными осколками грудь и плечи – кровавое месиво.
Не видел распахнувшихся ярко-голубых глаз, в которых плеснулась боль.
Он слышал только стон сквозь зубы – и быстрый жалобный шёпот Кати:
- Ну, тише, тише, мальчик, хороший, ну что ты… всё будет хорошо… ещё один осколок, ладно? Ещё один – и отдохнёшь… Хорошо?.. Я знаю, что больно, ну потерпи, пожалуйста… Их ведь надо достать…
Руслан слышал всё это – но не видел слёз, сбегающих по лицу Кати. Не видел её дрожащую ладонь, которая быстро легонько гадила по горящей щеке и покрытому испариной лбу немца – фашиста – врага…
Но понять, что чувствует Катя, Руслан бы, наверное, смог: он знал, что она больше всего на свете боится причинять боль…
Командир роты вошёл в госпиталь, когда перевязка была почти закончена. Его даже никто не заметил сразу: Катя осторожно промокала влажным бинтом окровавленное лицо немца и всё ещё дрожала, а Руслан пластом лежал на кровати, уткнувшись в подушку.
- Здравствуйте, товарищи, – негромко произнёс комроты на пороге, но Катя всё равно подскочила. – Ну и не товарищи тоже, – покосился офицер на бледного с закрытыми глазами лежащего немца.
- Здравия желаю, – отозвалась Катя.
- Я вот пришёл узнать, когда допросить можно пленного.
Медсестра вспыхнула.
- Допросить?! Я даже не знаю, выживет ли он! Восемнадцать осколков достала, из них четыре были в лёгких. Одна сквозная в плечо, и…
- Ну Воробьёв, ну сволочь… – с чувством сказал комроты. – Увидел, как фашист к нам идёт – и гранатой в него! А мозги где? И гранату на фигню потратил, и пленного вон угробил, – комроты подошёл поближе, оценивающе взглянул на бледное заострившееся лицо, перечёркнутое глубокой раной, и на пропитавшиеся кровью повязки на груди. – Эх ты, белобрысый, досталось тебе… По мне так, не жилец фашист. Как есть, подохнет. Дебил Воробьёв, дебил…
И комроты, качая головой, ушёл.
Только тогда Катя всхлипнула.
- Да ты не верь! – донёсся возмущённый голос Руслана. – Не верь. Какой из него врач, что он понимает? Будет жить наш фашист, никуда не денется…
Ночью Катя не спала. Раненый немец хрипло стонал и метался в бреду и беспаметстве, и медсестра не отходила от него ни на шаг. Она сидела прямо на полу перед жёсткой койкой – кстати, собственной – и держала холодный компресс на его лбу, который горящий в лихорадке немец всё время пытался сбросить. Несколько раз Катя давала ему попить, несколько раз ей казалось, что он умирает.
- Дыши! Дыши, фашист!!.. – вцепившись в его плечи с жёсткими серебристыми погонами, кричала тогда Катя шёпотом, чтобы не разбудить Руслана.
Она не знала, что Руслан не спит, слепо таращась в темноту, и тоже повторяет про себя неслышно: «Пусть он живёт… пусть у неё всё получится… пусть… пусть… пожалуйста…»
Катя хотела, чтобы немец жил. Потому что это был её пациент, и она теперь отвечала за его жизнь. Потому что она ужасно намучилась с ним, по одному выковыривая из него осколки гранаты, и просто не выдержит, если всё это окажется зря. Потому что если он умрёт, она всю жизнь будет терзаться осознанием того, что могла этого не допустить. Потому что она должна доказать старлею, военному врачу и себе, что вовсе не «подохнет фашист» после её операции!
…Потому что в темноте не видно свастики на рукаве, а только белые повязки с пятнами крови, и светлые волосы, слипшиеся от пота, и бледное перечёркнутое раной мальчишеское лицо с отпечатавшимся на нём страданием, и не может он сейчас быть врагом…
Под утро Катя, лишившись сил, уснула, положив локти на край кровати и уронив голову на жалкое подобие подушки, рядом со светловолосой головой фашиста…
Немец очнулся, когда первые рассветные лучики солнца отыскали щели в двери землянки и нагло принялись светить ему в глаза. Он осмотрел низкий бревенчатый потолок землянки, соседнюю кровать, на которой посапывал, завернувшись в шинель, рыжий нестриженый мальчишка:»русский солдат, что ли? Забавный…» и наконец, краем глаза, – прикорнувшую рядом девушку. Именно ту. Коснувшись щекой её волос, немец счастливо ухмыльнулся и снова отключился.
Катя, проснувшись и первым делом проверив, жив ли раненый, долго смущённо кашляла, надеясь, что в землянку никто не заходил и не видел её спящей у кровати фашиста, на одной с ним подушке. Как раз когда она примеривалась, стоя над спящим немцем, стоит ли перевязывать ему порез через всё лицо и как это сделать, в землянку ворвался врач Дмитрий Петрович и заорал, почему медсестра не на работе.
- Что тут развели, а? Второй госпиталь, что ли?! Что за бардак?!
- Тише, тише, Дмитрий Петрович, вы же раненых разбудите… – шипела Катя, пытаясь вытолкать своего непосредственного начальника из землянки.
- И нечего им тут спать!! Быстро – всех в основной госпиталь! А ну-ка посмотрим, кто у вас тут…
Уже почти изгнанный на улицу врач предпринял решающий бросок и оттеснил медсестру обратно в землянку, ворвавшись туда и сам. На шум высунулся из-под шинели Руслан и сонно испуганно заморгал большими тёмно-зелёными глазищами.
- Ты, мурло рыжее! Чего смотришь? Когда тебя ранили, что-то не припомню? Выписываться пора! Хорошо устроился, иди в полевой госпиталь, нечего тут с девушкой прохлаждаться! И постригись ты наконец!
Цветочкин бурно покраснел и попытался возразить, что вовсе он не с девушкой, а очень даже лечится, а волосы ему воевать не мешают, но Дмитрий Петрович не слушал, а переключился на немца.
- Ба-а-атеньки мои!! А это у нас кто? Фашист!
- ich bin… (Ну я…)
- Чего?!! – вытаращился Дмитрий Петрович на немца, поражаясь, очевидно, что это существо осмелилось заговорить.
- ja,ich bin fashist…(Да,я фашист)-сказал,посмотрев хмуро,неодобряюще присуствие столь шумного краснормейца.
- Чего лопочет?
- Говорит, что он согласен с тем,что он фашист – хмуро сказала Катя, предчувствуя большие неприятности.
- Ха-ха!!Ещё бы!! Немчуру – в расход! И как он сюда попал, узнать бы?
- Личный приказ командира роты, – пошла в контр-наступление Катя. – Это очень важный пленный, которого вы, между прочим, отказались вчера оперировать, и мне пришлось всё делать самой.
- Чтоб я – да эту погань оперировал, когда они уроды убивают… эх, да что говорить с вами! – Дмитрий Петрович в сердцах махнул рукой и быстрым шагом удалился из землянки.
- У него, наверное, кого-то из родных убили немцы, – печально предположил Руслан.
Кто бы на него незаслуженно ни наругался, Руслан пытался найти этому объяснение в каких-то личных переживаниях наругавшегося, в его душевных травмах и прочих несчастьях, чем немало смешил тех, с кем делился своими проникновенными рассуждениями.
- А где медсестра?! – загремел с улицы Дмитрий Петрович.
Катя стремглав вылетела из землянки, не дослушав Руслана и не обратив внимания на раненого немца, который несчастным слабым голосом уже шестой раз подряд пытался сказать ей «Guten Morgen»(с нем.-Доброе утро).
Дверь захлопнулась, и немец печально вздохнул, надулся и погрузился в глубокие личные переживания. Руслан тоже вздохнул, подперев голову руками: скоро придётся ему выметаться отсюда, и не будет больше с ним в одной землянке милой весёлой Кати, которая не смеётся над ним, не лупит по плечу, не издевается, а наоборот, очень даже понимает и вкусно кормит.
Погоревав по этому поводу, Руслан посмотрел на немца. Вид у того был скучный и нахохлившийся: может, многочисленные раны не давали покоя, а может, переживает, что оказался в плену? Или его так впечатлил этот многошумный военврач со своими воплями насчёт фашиста, немчуры поганой и прочего? Тут кто угодно обидится!
Руслан накинул на плечи шинель (военврач напустил в землянку изрядно утреннего холода), подошёл к немцу и дружелюбно улыбнулся.
- Привет! Э-э… Guten tag!(c нем.-Добрый день) – сказал Руслан.
- Guten Morgen! – насмешливо выдал немец, явно намекая на то, что не такое уж это утро для него хорошее, и ухмыльнулся той половиной лица, которая не была разрезана осколком. Подумал несколько секунд – и добавил: – Ich bin Fritz Blitztod(Я Фриц Блицтуд), – и приподнял ладонь.
- А я – Руслан Цветочкин! – Руслан со странным чувством неправильности всего происходящего пожал фашисту руку и сварливо уточнил: – ЦвЕточкин, а не ЦветОчкин!
- Рус Цве-тОчькин! – задорно повторил Фриц с жизнерадостностью иностранца, делающего успехи в лингвистике.
- Ты издеваешься!! – возмутился Руслан: у него нелюбовь к собственной фамилии, проистекавшая из всеобщих насмешек, переходила в лёгкую паранойю.
- Was? (Что?)
- Das!(То!) Называй меня лучше по имени…
- «Имени» – Name?
- Наме, наме, – мрачно подтвердил Руслан.
- Jawohl. Rus! Richtig?(Хорошо.Рус!Правильно?)
На Фрица определённо не могла бы рассердиться ни одна девушка, но у Руслана этот невинный взгляд ярко-голубых глаз и дружелюбная ухмылка вызывали только сильнейшее подозрение, что фашист открыто издевается.
- Ладно… можешь звать меня Рус, – уступил наконец Цветочкин. – Меня иногда так братец зовёт… А из-за военврача не грузись! Тебя Катька от него защитит. Катька – она о-го-го какая! Я бы на месте Дмитрий-Петровича с ней не рискнул иметь дело. А тебя она вылечит, не переживай. Отличница она в нашей группе была… пока война не началась. Эй! Да ты ведь не понимаешь…
Рус обернулся и обнаружил, что немец не только не понимает, но и не слушает: он сполз обратно на подушку, то ли заснув, то ли потеряв сознание…
- Уф, ну и намучил, зараза… – бледная дрожащая Катя ввалилась в землянку, не закрыв дверь. – На четырёх ампутациях присутствовала; то ногу подержи, то руку вынеси, то режь… Ужас какой-то!
- Да-а… – согласился Цветочкин. – А он вот отключился… Кстати, его Фриц зовут.
- Только Фрица нам и не хватало… – озабоченно сказала Катя, взяла немца за руку, пощупала пульс. – Живой. Но ему, кажется, не очень хорошо… Надо ещё одну перевязку сделать, и жидкости побольше. Ты пить ему давал?
- Нет, мы поговорили только. Он обозвал меня цветочком…
«14 августа 1941.
«У меня от нашего пленного немца крышу сносит…
Когда дотрагиваюсь до него, и он дышать чаще начинает… И глаза такие, отчаянные-отчаянные, и смотрит на меня, губу прикусив, будто застонать боится… И так хочется подольше задержать руки на его груди, когда повязки меняю, – он такой теплый, прямо горячий, и глаза прикрывает, и вздрагивает чуть-чуть – но нельзя, нельзя… «-Вертелось в Голове у Кати…
«А недавно он вроде бы спал, а я подошла ему раны на лице обработать, смотрела несколько секунд на него, а потом на меня как нашло что-то, и я его вдруг по щеке погладила – легонько так, кончиками пальцев… А фашист вдруг голову повернул и губами прижался к моим пальцам. Я так испугалась, руку отдернула, а он на меня смотрит своими глазищами яркими-яркими, голубыми…» -продолжала вспопинать Катя
- Nein… nein!.. – Катя обернулась на хриплый отчаянный вскрик раненого немца, и тут же горячая от жара рука схватила её за запястье. – Не уходи… – выговорил Фриц, умоляюще глядя ей в глаза большущими ярко-голубыми глазами. В глазах девчонки плеснулся на секунду страх – но раненый немец выглядел таким беспомощным и неопасным… И держал её руку, как какое-то сокровище.
Медсестра оторопела, да так и замерла на месте, с протянувшейся в сторону койки рукой, которую сжимал в своей ладони фашист. Катя почувствовала на костяшках пальцев его тёплое дыхание и – через пару секунд – прикосновение губ, кончика носа, подбородка… Немец застыл так, прижав её руку к губам, и Катя лишь зачарованно смотрела расширившимися глазами на его склонённую светловолосую голову и не могла произнести ни слова:
««Он такой… такой! Вот Саша и даже проклятый Костя никогда не заморачивались с ней такими нежностями, а этот вот фашист… ««-как в тумане,в голове проскочили эти фразы.
Фриц прижался щекой к холодным пальцам Кати и закрыл глаза, слабо улыбнувшись половинкой лица.
- Фри-и-иц… – тихонько, поражённо протянула Катя.
- So gut…(с нем.-Все хорошо…) – прошептал немец и осторожно прижал ладошку оторопевшей Кати себе к груди, к тому небольшому участку чуть ниже ключицы, где не было ран.
Девчонка даже вздрогнула от этого прикосновения, и полусогнутые её пальчики медленно распрямились под ладонью немца.
«Почему мне так нравится к нему прикасаться? Потому что он такой приятный на ощупь?.. Или потому, что он вздрагивает и закрывает глаза? Или потому, что это так неправильно?…» -У кати от этих мыслей закружилась голова…
Ощущая под пальцами горячую гладкую кожу, а в голове – затягивающий гудящий туман, Катя, будто во сне, протянула вторую руку и коснулась острых холодных хрящиков его уха и коротко остриженных светлых волос на виске. Она хотела сказать «отпусти», потому что так было надо, но слова замерли на языке, не желая звучать.
Фриц приоткрыл глаза, всё с тем же отчаянно-упоённым выражением лица, только успел увидеть такое же чувство во взволнованных чертах личика Кати, как вдруг она окинула взглядом его всего, неожиданно вспыхнула и отдёрнула руку.
- Знаешь, что!!.. – задохнувшись от возмущения, шёпотом выкрикнула Катя и выскочила из землянки.
Несчастный немец просто офигел, с ужасом и отчаяньем глядя на захлопнувшуюся дверь.
Он с трудом приподнял голову, чтобы посмотреть, чего такого возмутительного увидела Катя. Хлопнулся обратно на подушку, страшно покраснев, и пришлёпнул на глаза ладонь.
Фриц не склонен был разговаривать с частями своего тела, иначе непременно что-нибудь сказал бы не то…
Пришедший с полевой кухни Рус застал пленного немца в абсолютно убитом расположении духа. На все расспросы Фриц молчал, с уничтоженным видом таращась в потолок, но Рус не оставлял попыток выяснить, в чём дело, и утешить пленного, и в конце концов фашист разразился длинной депрессивной тирадой на немецком. Рус понял в ней от силы десяток слов, абсолютно не связанных между собой по смыслу.
- Она больше не подойти к меня! - воскликнул наконец Фриц, приподнял руки и бессильно уронил их обратно на койку.
- О боже, что ты сделал? – с тяжёлым вздохом спросил Рус. – Was hast du gemacht? (Что ты сделал?!)
- Nichts(Ничего) – с досадой выпалил немец и отвернулся.
Не объяснять же, в самом деле…
________________________________________
Фриц.Часть вторая.Немец в деревне
"Бапка, не зердись!!"
В душной избы раздался тихий скрип.В доме,на втором этаже ходил парень,у которого воротник черного мундира и молодая любопытная физиономия с голодным блеском в ярко-голубых глазах.Это был конечно же Фриц. Паренек в немецкой униформе осмотрелся, окинув взглядом спящих вповалку по всей избе красноармейцев. Никто не проявлял сознательной активности, и немец успокоился.Он переступил через несколько храпящих тел и направился к шкафчикам в поисках еды.
После долгих безуспешных исканий, приглушенных ругательств и звяканья посуды, он наткнулся наконец на засохший кусочек сала в самом углу и дрожащими руками извлек "на свет" свою добычу. Фриц был несказанно рад, уже почти сунул провизию в рот, но вдруг ощутил явственный запах дохлятины и замер с кусочком сала в руке. На лице отразилось страдание.
- Хочу ли я это съесть?.. Нет, пожалуй, не хочу.
Задав себе этот глубокомысленный вопрос и сам же на него ответив, немец положил несъедобное съестное на место, только собрался подняться – и вдруг услышал истошный вопль за спиной и получил здоровенный удар чем-то железным по затылку.
- Люди добрые!! Это что ж это творится-то?!! Граблют! – плача, голосила откуда только взявшаяся бабка и колотила немца кочергой. – Грабит, грабит хвашист негодный!!
Фриц в ужасе вскочил, согнувшись и прикрывая голову, и бросился наутёк. Только заполошно ухнул спросонья какой-то бедняга, на которого наступил Фриц, и покатились в разные стороны из-под ног хозяйки проснувшиеся солдаты.
Бабка с нестарушечьей прытью кинулась следом, за пять минут загнала фашиста в угол, и он, с воплем высадив окно, мешком вывалился на улицу. Бабка свесилась через подоконник и, не переставая голосить, достала кочегой немца ещё раз по голове, пока не поднялся, и запустила кочергой ему вслед.
Фриц махнул через забор и тут же кувырнулся вбок, а там, откуда он отскочил, воткнулась в землю кочерга.
- Бабка! Жжош! – пораженно сказал немец и ощупал быстро растущую шишку от кочерги на затылке.
Отсидевшись пару минут и дождавшись, пока в глазах перестанет двоиться, фашист решил начать мирные переговоры.
- Эй! Бабка! Не зердись! Я нихтс(с нем-Ничего) не съель! – прокричал Фриц через забор.
- Ещё не хватало, чтоб сожрал чего-нибудь, хвашист поганый!
- Не хвашист, а фашист! И вообще, я тока есть хотель.
-Я начальству доложу,вор!Фашист!
-Докладываль,докладый.Можеть мне кушать дадут.
-Ой посмотри!Какие слова знаеж!Давай выходи!Поговорим на крыльце у дома…
Через пять минут.У бабкиного крыльца
-Бабка,не зердись.Я тока…А зачем тебе Besen(метла с нем.)
-А счас покажу,хвашист!-С ехидным взглядом сказала Бабка и давай лупить немчуру метлой.Немец рванул с бабкиного крыльца,Фриц увидев калитку вырвался на улицу,чуть не сорвав с питель старую,почти трухлявую калитку.Бабка упорно и громко ругаясь,чуть ли на
всю деревню:
-Вот догоню хвашист,поколочу,ох как я тебя бобью,ишь!Граблють!Не дам родину хвашисту!
-Не хвашист,а фашист и потом,меня не трогаль не кто,плёхо,командирь говорит не трогат!
-Ну ты ищё учить будешь,хвашист!
От таких криков фашиста и столь воинственных воплей Бабки,на улицу вышли старики и другие местные бабки:
-Эш,ох.Смотри ка!Не наша Люся за Фашистом несется-с удивлением и забавой на происходящее,сказала бабка Марья Петровна
-Да,кажись,она.(чутьли не сдерживая дикий смех).Не ты посмотри!
Все вокруге начили смотреть на то как Бабка Люся гонит фашиста.Кто-то уже валялся от смеха,кто-то просто стоя умирал со смеху,кто-то смотрел с большим интересом происходящего или был чуть удевлён увиденным.Фриц увидив дверцу командира роты ворвался туда и тут же захлопнул дверь за собой.Обернулся.Там сидел командир с другими сотрудниками и пили чай.Немец Хотел рвануть в соднию комнатушку,но командир его притормозил:
-Эй,ты чё весь такой!
-Entschuldigung!(с нем.-Извените!)-сказал немец отдышиваясь.Тут распахивается дверца Бабка Люся:
-УУ!!!Хвашист порву!...Ой прошу прощение командир,но этот хвашист грабил меня!
-Та-а-ак прекратить это безобразие!!!-ошалённым возгласом перебил он всех и ударил кулаком по столу,аж чай в чашках чуть не выплеснулся
-Я как командир,требую обьяснений,в чем дело!!
-Этот хвашист прокрался в мой дом,и рыскал что-то,явно вор!!
-Оh Ja, natürlich(O,Да,конечно).И ты бабка меня обидель.Даль кочерьга по mein (Моей,моя) голова!Делать больно!Кушать не давать. Nachher(Потом) бабка бегаль за меня по деревня!Люди вышель,смеятся!
-Так Баб Люсь,ступайте домой,а с ним я поговорю.
-Ладно уж.-сказала Люська и со стуком захлопнула дверь.
-Значит,так.Обижаем граждан.Нехорошо.Ладно,иди-ка ты гуляй.А с твоим питанием подойдёшь к Руслану в полевую кухню,понял?
- jetzt hab' ich's(Теперь,я понял,до меня дошло)
-ну вот и отлично…
День спустя
С лёгким паром! Чать третья.
- Товарищ старший лейтенант! Фриц сбежал! Я его по всей деревне искал, нигде нет!
Вопреки всем ожиданиям, командир-роты добродушно хмыкнул.
- Да что он тебе – дурак, что ли, из такого рая сбегать? В бане искал?
- Никак нет, – совсем уж растерянно протянул Каскевич.
- Так вот поищи. «Фашистские гимны» и плеск воды слышно было шагов за двадцать от низенькой курящейся паром баньки : мылся Фриц шумно и, как всегда, никоим образом не скрывал своего существования. Каскевич подхватился и, кипя негодованием, бросился к командиру.
- Это какого хрена! это почему… Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться!! Это почему это фашист в бане плещется, а мы все тут торчим?! А?!!
- Это потому что пока вы клювами щёлкали, фашист бабке дров нарубил, наносил воды, раскрутил бабку на баню, первый занял очередь и закрыл за собой дверь, вас не дождавшись. Вопросы есть?
- Ника-а-ак не-е-ет…
Оказалось, все остальные были уже в курсе, распределили очередь в баньку и сейчас со смехом обсуждали «нашего маленького немецкого друга».
- Немец – он существо деликатное! – рассуждал Свирин. – Ему и баньку подавай, и горячей водой помыться, и…
- Ага, а кого этот деликатный в полёт на три метра отправил вчера, не тебя случайно? Не этот деликатный бегал от бабки Люськи?А?!
- Да я ж не в том смысле… Я к тому, что пленный наш – буржуй: ему и пожрать за троих, и шмотки свои фрицевские постирать, и зубы почистить, и помыться, и побриться, и девку небось ещё в баню затащил!
- Какую? Катьку, что ли?
- Язык свой поганый прикуси! Чтоб Катюха да с фашистом!..
Кате действительно это стоило немалых угрызений совести и душевных терзаний,и к тому же,Фрицу моглу это стоить,что Катя больше его не увидет или еще хуже растрелом.
Фрицу это едва не стоило выбитого зуба, когда он ненавязчиво предложил девчонке «zusammen gehen»[ Пойти вместе ]. Вообще, Фриц научился разговаривать по-русски довольно неплохо, но если он стеснялся, бормотал «про себя» или сомневался в том, хочет ли быть услышанным, то говорил по-немецки: кто захочет, может и поймёт. Катя, к несчастью, поняла, и фашисту пришлось спасаться бегством, оставив поле боя за противником. Но дверь он почему-то не запер, и Катя призадумалась.
Идти в баню с немцем было позором необычайным, после такого хоть никому на глаза не попадайся, а прямо там в баньке и вешайся. Но помыться-то хочется! Сколько уже горячей воды не видела, разве что в котелке… А Фриц как-то раз -(когда просился в медицинский блиндаж на ночь и едва не схлопотал очередь из автомата в упор) -обещал вести себя прилично. А баня большая… И можно посередине повесить простыню… (((и надо бы посмотреть, как затянулись те шрамы от осколков…)))
«Что?!?! Гадость какая!! Да я на него и не взгляну, на фашиста поганого!!! «-сказала себе Катя
- Katzchen, Katzchen, liebt mich nicht… – донеслось из бани унылое и даже какое-то обиженное пение Фрица. ¬– Ich bin schrecklicher Faschist mit den Schrammen am Gesicht…[ Катюша, Катюша, не любит меня… Я страшный фашист со шрамами на морде… ] …
Время сейчас.
…Катя крутнулась на месте и принуждённым ленивым шагом двинулась вокруг бани. Прогулялась туда, обратно. Постояла возле стенки, отколупывая ярко-оранжевый лишайник. Сделала страдальческое лицо – и заглянула в низенькое закопченное окошко, замирая от ужаса быть замеченной, жутко стыдясь и сама себя последними словами ругая за любопытство. В полумраке Катя обнаружила немца вначале только по коротким вспышкам зажигалки. Потом рассмотрела светлую шевелюру, потом – голые плечи и спину. Брюки Фриц, к огромному облегчению стеснительной медсестрички, пока не снял.
Фашист сидел перед печкой и сосредоточенно щёлкал зажигалкой, пытаясь растопить дрова.
- Teufel![ Чёрт!] – судя по интонации, это было ругательство, тем более, что немец выронил зажигалку и затряс рукой.
Катя хихикнула и тут же в ужасе метнулась вбок; Фриц повертел головой, но никого не увидел.
Медсестра сделав ещё несколько кругов по соседним дворам, Катя наконец заметила поваливший из банной трубы дым. Девчонка невольно улыбнулась, подумав, как же радуется немец, разжёгший своей несчастной зажигалкой русскую печку. «Интересно, сколько пальцев он при этом обжёг? И что сейчас делает? Уже купается? Но это ведь невозможно узнать, не проверив…»-Подумала Катя…
«Дура, дура, слабачка, бесстыдница и безвольная дура! Ну куда ты идёшь? Ну куда, спрашивается, ты идёшь?? Это же… это же вообще!! Там фашист! Уже без одежды наверняка! Голый, понимаешь?!! И ты к нему идёшь?! В баньке попариться, да? Это ты скажи любому, кто тебя там застукает… с немцем… Не трогай дверь! Ты чего, серьёзно, что ли?! Уходи, ещё не поздно! Беги отсюда! Беги!.. Ну и идиотка… «-все думала про себя Катя
Катя панически огляделась – не видит ли кто – и юркнула в предбанник, как можно тише и быстрее защёлкнув за собой дверь. Там стояли чёрные пыльные сапоги и висела на крючке чёрная фуражка с орлом и свастикой. Катя повесила свою гимнастёрку и поставила сапоги рядом с немецкими. Зажмурилась и на цыпочках прокралась в баню. Опала на стенку и в ужасе замерла, сгорая от стыда.
Ничего не произошло. Не раздался плотоядный рявк фашиста, не повисла зловещая тишина, не сгребли её нахальные руки за спину. Не окатила с ног до головы вода, в конце концов!
Фриц продолжал плескаться где-то неподалёку и напевать свои фашистские гимны.
Да это же просто хамство какое-то, в конце концов!!
O du Rune so rot, o du Rune so schön,
O du Rune so rot wie das Blu-u-ut!
Rote Rune, soll der Wind dir wehen,
Rote Rune sei dein Sterbe geste-ehen!...
Плеснула вода – и всё затихло.
Катя зажмурилась ещё крепче и втянула голову в плечи. Десять секунд… двадцать… двадцать пять…
Фашист ослеп? Или от удивления плюхнулся в обморок? Или принял её за глюк и решил на этом не зацикливаться?
Катя медленно-медленно открыла глаза, готовая в любой момент молниеносно отвернуться при любом намёке на мужской стриптиз.
Фриц возлежал в здоровенной курящейся паром бадье с водой, заложив руки за голову, закрыв глаза и с выражением абсолютного счастья на ухмыляющейся физиономии. Катя едва не рассмеялась, увидев это. Ну надо же, истосковался по тёплой водичке и ничего не видит вокруг!
Катя подняла с пола большую литровую кружку с холодной водой, отпила, тихонько закашлялась. Немец лениво приоткрыл один глаз, но девчонка уже подскочила к нему и в порыве отчаянья с размаху выплеснула всю кружку на его белобрысую голову!
Это должно было прозвучать ужасно громко, но бедняга Фриц, подскочив на полметра, проглотил неначатый вопль, и получилось что-то вроде «А-ауп!!!»
«Weshalb?!!![ Зачем?!!!]» – заорёт он сейчас, а Катя рассмеётся и скажет, что зашла подшутить над фашистом, и что… Но додумать девчонка не успела, потому что её саму окатили водой с ног до головы.
- Сдурел!! – шёпотом завопила Катя.
Майка её промокла насквозь и облепила тело, а юбка под тяжестью воды застремилась вниз.
Немец радостно ухмылялся, трясясь при этом всем телом и стуча зубами, обхватив руками колени.
- Gruß,[ Привет]Катя!
- Что ты наделал, фашист безмозглый! Как я теперь сушиться буду?
- Но ты мыльсь пришла, nicht wahr? [ так ведь? ] Затшем тогда в одежда?
Катя в отчаяние простонала:»Ох..».
- А что есть «безгмозгли»? – беззаботно спросил Фриц, добавляя горячей воды в свою бадью, снова укладываясь поудобнее.
- Dummkopf,(Дурак,дебил,придурок) – мрачно ответила Катя.
Вот этим он и собирался с ней заниматься, потому и звал в баню? Одному скучно, не с кем водой поливаться? Боже, прелесть какая… Но почему тогда Руса не позвал?
Фриц оказался не полностью раздетым, а в плавках. Он объяснил это тем, что пока что не моется, а только греется, и тем более, он точно знал, что Катя придёт. Девчонке осталось только возмущённым шёпотом завопить, что вовсе она приходить и не собиралась, а просто заглянула, чтобы облить фашиняку холодной водой, а теперь не может уйти, потому что гадкий фашиняка намочил всю её одежду. Фриц гыгыкнул и предложил раздеваться побыстрее и «засушить одежду на петшка».
- Ты неженка! – смеялась Катя, поливая довольно фыркающего фашиста тёплой водой из банного ковшика. – Тёплую водичку любишь, да?
- Почему неженка? Я могу выдержать много неблагоприятные условий! – возразил Фриц. – Но это не значит, что их мне нравится… Вот!
И он ухмыльнулся, глядя на Катю. Она действительно забавно смотрелась в мокрой серой майке со свастикой, завязанной в узел на талии, и в юбочке, сооружённой из полотенца.
Катя склонила голову чуть набок. Мокрый Фриц в клубах пара, без своей чёрной фашистской формы, с радостной улыбкой на голубоглазой физиономии и со своим ломаным русским наречием вызывал у неё почему-то крайнее умиление.
- Эх ты-ы… Фашиняка! – Катя протянула руку и потрепала немца по светло-жёлтенькой мокрой чёлке.
Фриц улыбнулся ещё радостнее и зажмурил глаза, подавшись поближе, как большой пёс, которого чешут за ухом. Потом открыл глаза и посмотрел на Катю: улыбаясь, но как-то уже серьёзнее.
Час спустя.
Катькины вещи почти высохли.Фриц закончил мыться.А Катя сидела и смотрела как в камине потрескивали дрова.
-Катья,как домой вернёжса?
-Ах,домой..Не подумала…
-Ми нищьт(не)дольжны быть вместе
-Знаю
Катя и Фриц вышли вместе на улицу.И пошли в сторону полевого госпиталя.Из-за угла вышлиКомандир роты и еще два солдата.
-Блицтод , зайди ко мне на пару секунд,надо поговорить надо.
Катя пожала плечами и пошла дальше,а Фриц поплёлся за командиром…
Шок.Часть четвёртая.
В комнате командира.
-Ты знаешь прикрасно,что ты сдесь пленный и войны еще не кто не отменял.По идее ты должен сидеть в тюрьме,а вмест этого ты прохлаждаешься в Бане с РУССКОЙ медсестрой.А потом ты сдесь не для того,что бы отдыхать,а для того,что ты дал определённую информацию.Я устал тут стобой возится.И так,либо ты выкладываешь все:Где ваша армия,что задумали и т.д,либо ты нам не нужен и мы тебя расстреливаем,
Немец побледнел,лицо вырожало сильную озадаченность и даже страх.
-Я,мне…дать время подумать…
-Думай,вечером дашь ответ.А теперь уходи.
Камандир специально поставил ему такое условие,т.к знал,что Фриц захочет жить,не потому,что это ему так надо,а из-за Катьки.Но и в тоже время он не мог так просто взять предать остальных своих товарещей по войне и дать русским информацию.Фриц вышел из кабинета командира в состаянии шока.Он направился в госпиталь к Кате,что бы все рассказать.
«Рассказать Кате или нет?Что мне делать?Кто мне поможет?»-думал Фриц по дороге к Кате…
-О привет,ты это что такой задумчивый?А,кстати,что тебе там сказал командир-сказала Катя,еще не чего не подозревая.
-Я ни знаю,как это рассказат тэбе.-сказал он упершись глазами в пол
-Что?что то случилось?
-Ja,(да) и отшень плохо.Ми командир сказаль,что…растреляет меня,если я не рассказать ему информацию!!!-в отчаянии прокричал Фриц.
Катя не знала что сказать,а кувшин который она держала-выронила и он разбился.
-Я не могу поверить сказала она и присела на койку.
-Я лутше пойду.
-Куда?
-Думаьть,что делать…Мне дали время до вечера-Он встал и сильно хлопнув дверью ушёл.
Катя сидела на койке словно парализованная.Открылась дверь и вошел Рус,Катя аш взлрогнула.
-Я тут Фрица встретил,он даже на меня внимания не обратил,хоть я с ним поздоровался.Он что,опять заболел?
-Он..Его…ЕГО РАССТРЕЛЯЮТ,ЕСЛИ ОН НЕ ВЫЛОЖИТ ИНФОРМАЦИЮ!!!-«взорвалась» Катя слезами.-Ему дали время до вечера!А я тут сижу и не знаю,что делать!
-Ну может,еще не всё потнряно.Может соврёт насчет фашистов.Мне его жалко,привык к нему…
Немец сидел на лавочке:»Я не могу вот так всё бросить!Но предатьльство-это уже слишком!Пусть расстреливают!Мне всё равно!Катя не любит меня!И даже не может меня любить!И свою страну я не предам,тем более мне терять не чего»-думал про себя Фриц.
Вечер.Кабинет командира.
-Ви можете расстреливат меня,но я вам не зказат не чего!-заявил немец.
Командир,не ожидал сначало от него такого ответа,но потом подумал,это же фашист,а их надо растреливать.
-Тебе видней.Увидите его к месту растрела!
Двое солдат заломали ему руки за спину и вывели из дома.Один шел в переди,другой держал его с зади.
-Давай шевились фаширст несчастный!-подталкнул один из солдат.
Но Фриц все шел и молчал.А что в общем он мог сказать…
Катя и Рус стояли в кабинете командира:
-Где Фриц?!-психовала Катя
-Ну,не надо так истерить Кать.
-Не надо истерить!Решается судьба человека!
-Во-первых,не человека,а фашиста,Во-вторых он сам согласился.-всё с таким же спокойствием говорил командир.
-Пожалуйста…Отпустите его!Не расстреливайте!Умоляю, остановите расстрел..Ведь я его люблю!
-Это ничего не меняет.
-Пожалуйста!Ну ради меня.
-Нет!А теперь уйди от сюда!
-Вы стали из-за этой прклятой войны бессердечны к людям!
-Я не собираюсь ничего предпринимать из-за какого-то фашиста.Если каждая медсистричка будет влюбляться в фашиста,то от СССР ничего не останется!
-Ну…ну пожалуйста,хоть один раз можно сделать исключение…
Место растрела.
-Ну что,фашист?Перед растрелом курить будешь?
-Я ни курю.
-Тебе видней,стресс снимает.Ну что вставай к стене,если страшно можешь встать спиной.
Фриц молча встал спиной и закрыл глаза.По его телу побежали мурашки.У него не как не выходило из головы,что он сейчас вот так просто умрёт.С зади послышалось как заряжается автомат.
-Стреляй по каманде:»три»…Раз,два,три!...Выстрел прозвучал как гром…Фриц подумал,что всё труп,Но почему он тогда стоит.
-Блицтод!Свободен!
Фриц взжохнул с облегчением.
-Скажи спасибо Кате иначе тебе бы не жить-грозно сказал командир,развернулся и ушел мнесте с солдатами…
-Фри-иц!Я так рада тебя видеть живым!-прокричала от радости Катя и подбежала к нему,что бы обнять
-Я тоже рад быт живой.-сказал Фриц отходя от шока.
Катя обняла его за талию,а голову положила на грудь.По её шекам побежали слёзы.Она так боялась его смерти,что он уйдёт из её жизни-не появится,не встретит,не будет любить.
-Дурачок,за чем ты пошёл на растрел?!Как мне жить без тебя потом?!А вдруг…
-Не плачь.У меня не быть выбор.Это быль выход.Я думаль,ты меня не любить.
-Ды что ты говоришь такое?!!
Фриц обнял Катю по крепче.Катя подняла голову и посмотрела ему в глаза.Фриц вытер ладонью ей слезы.Немного улыбнулся.Катя прикусила губу.Он потянулся к ней.Она вздохнула так тихо,будто боялась его спугнуть стала приблежатся всем телом к нему.Она почувствовала его дыхание.Ему захотелось поцеловать её.Их губы соспрекоснулись друг с другом.Они обняли друг друга так крепко,как буд-то им хотелось слится в одно целое.Её руки обвились вокруг его шеи.Она чувтвовала всё:его горячие губы,теплые руки,немного не ровное и тяжёлое дыхание,то чувство которое её охватило было трудно понять.Желание перебарывало стеснительность и страх,огонь перебарывал в ней холод всего произошедшего с ней в время войны.От удавольствия она закрыла глаза,но всё же вздрагивала от прикосновения его рук.Сердце Кати билось быстро,в жилах словно застывала кровь.Ей так хотелось,что бы это всё не прекращалось вечность…
Часть пятая.Так проходит день обычно…(Рассказ Руса)
Если вы просыпаетесь под истошные вопли на немецком или, того хуже, под фашистские гимны, это значит только одно: фашист проснулся раньше вас…Я лежу на кравати закутовшись в шинель.
Я вот думаю: что я на данный момент ненавижу больше всего на свете: немецкий язык, автора фашистских гимнов, отвратительный голос Фрица или своё безрадостное бессонное существование?..
- Ich-will-fressen!ICH WILL FREßEN!!! [Я ХОЧУ ЖРАТЬ!!!]– скандирует Фриц так, что изба трясётся.
Так… – вяло думаю я. – Eßen– это кушать… А fressen тогда что? Без меня что ли не сходит?..
Надо мной возникает физиономия Фрица – если верить девушкам, то милая улыбающаяся мордашка с очаровательными голубыми глазами, только чуть попорченная шрамами. Как можно обладать таким искажённым мировосприятием?! По мне так, премерзкая белобрысая «арийская» рожа, паскудно скалящаяся, которую только шрамы слегка и украшают…
- Essen, Rus, essen! Schnell!![Быстрей] Встаффай!! – кричит фашист и бесцеремонно трясёт меня за плечи.
Вы, наверное, подумали, что я в плену у этих выродков, и они меня мучают. Так вот неправда! Это Фриц у нас пленный. Но он меня мучает!! Товарищ старший лейтенант, всеми уважаемый разумный пожилой мужчина, совершил на днях дурацкий поступок, за который я буду ему «благодарен» до конца жизни – моей или Фрицевой. А именно – поручил мне «присматривать за пленным», чёрт бы его подрал!! А это значит – ночевать в непосредственной близости от этого по-немецки трендящего ящика, водить его кушать и в туалет, смотреть, чтобы он не покончил с собой жизнь самоубийством и чтобы с ним не расправились наши, обучать по возможности русскому языку, ну и так далее…
На деле всё гораздо интереснее: ночью я пытаюсь заснуть несмотря на Фрица, который явная «сова» и очень любит поговорить перед сном, а днём он повсюду таскает меня за собой и учит немецкому языку, время от времени поколачивая меня, а я смотрю, чтобы он никого не убил, не искалечил, не довёл до самоубийства красноармейцев и не нанёс Красной Армии слишком тяжёлых материальных убытков… ))))
- ICH–WILL–FRESSEN!!!!
Делать нечего, я с утробным скрипом выкапываюсь из-под теплой шинели и, тихо матерясь и проклиная весь мир, веду пленного завтракать. Чертов фашист топает сзади и жизнерадостно повторяет за мной русские матерные выражения, комбинируя их на разные лады.
Получается у него забавно, но очень уж калечно, и в результате к полевой кухне мы подкатываемся, удерживая друг друга от падений в окопы и хохоча как два психа, а не как пленный немец и советский конвоир, мечтающий его убить…
Очередь с котелками, вытянувшаяся до полевой кухни от самых блиндажей, впрочем, изрядно остужает наш пыл: она зябкая, невыспавшаяся и жутко неприветливая…
Фриц, мигом заскучав, решает внести нотку творчества: отбирает у меня столовый прибор и начинает выстукивать двумя ложками по котелку фашистский гимн.
Никто не оценивает это по достоинству, и на нас сначала устремляются негодующие взгляды, а затем сыплются возмущенные оклики и требования «заткнуть фашиста или, там, прибить».
- Фриц, прекрати… – прошу я под гневными взглядами толпы.
Фашист смотрит на меня крайне злорадно и, паскудно ухмыляясь, продолжает грохотать по котелку ещё громче.
Мне остаётся только пожать плечами и виновато улыбаться: попробовали бы они сами у Фрица что-нибудь отобрать…
Я слышал,что немцы имеют очень хороший музыкальный слух,но это уже перебор.Признамся чесно,но такт фашистского гимна мне стал нравится…
Часом позже.
-Фриц,а где моя порция тушённой Капусты?-спрашиваю я еще не чего не подозревая.
-Выкинуль-сказал немец обсолютно спокойно
- Что?? Ты выкинул мою еду?... – Я даже сам не узнал свой голос, это просто сиплый шёпот какой-то…
- Она воняйль, – с очаровательно невинным видом пожимает плечами немец.
Я взрываюсь и выхватываю из его рук котелок с прилипшими к стенкам остатками тушеной капусты.
- Ну ты и мерзавец сволочной, мать твою!! Чтоб ты сдох, фашистский подонок!!! Ты!!! Да ты!.. Ты выбросил мою тушеную капусту, и это было единственное, что я сегодня мог съесть!!!!!
- Но она воняйль! – как ребёнку, принимается втолковывать мне Фриц, и это меня добивает.
- Ты думаешь нормальный советский солдат не будет есть тушеную капусту только потому что по мнению грёбаного немца она воняет?!!!!
Я с воплем швыряю фашисту в рожу котелок и бросаюсь на него с кулаками.Я его опрокидываю и мы катимся по склону холма.Тут-то я понял,что сделал ошибку.Мы не равны в борьбе.Фриц на много сильнее и тяжелее меня.Я оказываюсь под стокилограммовым немецкий амбалом, вывихиваю плечи,Фриц ударил мне кулаком по лицу и я ломаю себе нос.Я падаю куда-то в яму и что-то железное свалилось мне на голову,что после этого я теряю сознание.
Какое-то время спустя.
…-Хорошо,что цистерна из под капусты упала не углом и была пустой-слышу я как будто сквозь сон,голос Кати.
-А?...Где?...Что произошло?-сказал я,ели-ели открывая глаза.
-Рус,ты в нашей полевой больнице-сказала Катя ,держа компресс на моей голове.
Вот только я сейчас ощущаю как сильно у меня раскалывается голова,что мне трудновато дышать из-за сломанного носа,осознав это,я открываю глаза.Я вижу Катю сидящую на краю кравати и держа копресс на лбу и столь с ухмыляющиеся,возвышинным видом победы,стоял у двери и сложив руки на груди.
-Если я быть ты,я быть не лезть ко меня дроца-высказался немец со столь сильным окцентом,что меня попёрло на предательский смех.Фриц ушёл,обидившись,на то,как Рус посмеялся над его недостатком…И я сново отключился до следущего денька...)))
